Я могу себя любить.
Я могу себя ненавидеть.
Я могу себя избегать.
Я могу вытеснять себя в подсознание.
Я могу быть «внутренним ребенком» и его же исцелять.
Я могу быть жертвой, палачом, спасателем.
Я могу даже сделать расстановку по Хеллингеру и разделить себя на всех моих предков и родственников вплоть до волосатого кроманьонца.
А потом выяснять между нами отношения.
Я могу быть одним-единственным и неделимым на части.
Я могу быть даже несуществующим, хотя это и трудно.
Короче говоря: ничто не мешает мне встречаться с собой самим во всех мыслимых и немыслимых констелляциях (на ум приходит Камасутра).
Так что же мешает мне понять, что любая встреча происходит исключительно между мной и мною же?
Глядя в зеркало, я вижу себя. И тот, кто глядится в зеркало, — тоже я.
Разве нас от этого становится двое?
Впрочем, один без второго — это даже не один…
Есть такая каббалистическая притча:
Четверо вошли в Пардес (аналог Царствия Небесного). Один ослеп. Другой онемел. Третий обезумел. А Рабби Акива встретил самого себя.
Всего-то навсего. Как он, наверное, был разочаровн! Ведь даже там — все то же самое.
Я принимаю свое собственное отражение в зеркале за кого-то другого. И начинаю думать, что этот «другой» и есть я. Собственно, я не грешу против истины. Я просто тычу пальцем в зеркало и говорю: «Это я.» Как будто тот, кто тычет, — это кто-то еще. Я не могу быть тем, что я вижу, — так подсказывает мне рассудок. А кто в зеркале? Мне объясняют: это «персонаж», который мне «снится». Я должен «проснуться» от «персонажа», и я буду свободен (от него). Или: я должен прекратить попытки «разбудить» свое отражение в зеркале, ибо это крайне смешно и нелепо.
Так ведь самое смешное и самое нелепое — это полагать, что в зеркале — не я!
Здесь нет никакого коана, никакой загадки. Здесь нет даже реально существующего «зеркала», на которое можно в случае чего пенять. Перефразируя песню: «Гляжусь в себя, как зеркало...» И при этом вступаю с собой в отношения.
Читать дальше →